У каждого свой Чернобыль в сердце

- Повестку из военкомата для отправки на Чернобыльскую АЭС мне принесли в ноябре 1987 года, - начинает свой рассказ Николай Сергеевич. - С момента аварии прошло 1,5 года, и мы знали, какие последствия грозят участникам ликвидации. Не скрою, было страшно. А кому охота получать дозу радиации и терять здоровье? Кто мог - скрывался до последнего, пока к нему домой не наведывалась милиция. Я же прятаться не стал, хотя у меня уже было двое детей и, в случае чего, моя семья могла остаться без кормильца. Но разве тогда это кого-то волновало!

В начале января группа ликвидаторов от Краснодарского края, куда входил Птицын, прибыла в Северо-Кавказский военный городок, находящийся в 60 километрах от Чернобыльской атомной станции. Командированных разместили в палатках по 20 человек. Через несколько дней основной состав располагавшегося здесь полка отправили домой, а вновь прибывших кубанцев оставили на зимовку, чтобы поддерживать городок в надлежащем состоянии. Спустя неделю Николай впервые поехал на работу на ЧАЭС.

- Нас посадили в автобусы и повезли к границе «зоны», - вспоминает северчанин. - Она начиналась в радиусе 30 километров от очага взрыва. Здесь мы переоделись в костюмы химзащиты и пересели на автомобили, которые курсировали только от станции к границе. На АЭС нас поместили в специальное обшитое свинцом помещение, где разбили на группы. Каждой определили объект и фронт работы. Я не могу вспомнить, чем мы занимались в первую поездку в «зону», но хорошо запомнил ощущение, которое у меня тогда появилось и не покидало до самого возвращения домой. Это сухость во рту, неутолимая жажда. Эдакий знак тебе, говорящий, что кругом радиации, несмотря на защитный костюм, дозиметр в нагрудном кармане и расстояние в 60 километров до нашего городка…

Ликвидаторы работали, в основном, на крышах АЭС - долбили заражённое покрытие и сбрасывали вниз, где его с помощью экскаваторов грузили в самосвалы, вывозили за территорию станции и закапывали. Период работы составлял не более 20 минут - этого времени было достаточно, чтобы получить суточную норму радиации. После чего возвращались в городок.

- Обязательно по возвращении баня, смена белья и плотный обед. Кормили очень хорошо. Нашим поваром был шеф-повар одного из краснодарских ресторанов. Все продукты привозили из других регионов, всегда свежие. Очень много фруктов и овощей - медики рекомендовали их есть побольше для выведения из организма вредных веществ. У нас и вода питьевая была привозная, из Ессентуков. А вот алкоголь был категорически запрещён. Я не знаю, откуда пошли рассказы, что, мол, ликвидаторам специально давали водку. Она якобы от «лучевой болезни» спасает. Это всё байки. Никто никому водку не выдавал. У нас во всяком случае. И алкоголь от облучения не спасает.

В свободное от поездок в «зону» время ликвидаторы помогали местному населению и колхозам. Как оказалось, вывезли только жителей из посёлков и деревень в 30-километровой зоне от ЧАЭС. Остальные как жили обычной жизнью, так и продолжали жить, будто не было никакой аварии. Хотя те, кто помоложе, собрались и уехали сами, чтобы не рисковать. Остались, в основном, старики. Им-то и помогали командированные. Кому дров наколоть, кому крышу прохудившуюся отремонтировать, кому забор завалившийся подправить. Так же и в колхозах. Работники, у кого была возможность уехать, - уехали, заменить некем. А ведь надо и за скотиной ухаживать, и к посевной готовиться, да и мало ли что ещё по хозяйству делать. Здесь-то и пригодились рабочие руки кубанских ликвидаторов.

- Пожалуй, самое сильное впечатление на меня в той поездке произвела Припять. Красивый современный город и абсолютно пустой. От этой картины по-настоящему жутко становилось. А ещё вокруг ЧАЭС был густой сосновый лес. Рассказывали, что после аварии он вмиг пожелтел, из-за чего его назвали «рыжим». Лес потом полностью выкорчевали и здесь же закопали. Но оставили одно дерево. По форме оно напоминает крест. Это дерево - местный памятник. Во время Великой Отечественной войны фашисты вешали на нём партизан. Под деревом установлен небольшой обелиск, вокруг него - венки и свечи. Мы, когда возвращались со станции, всегда здесь останавливались, чтобы почтить память убитых партизан. Получается, что дерево-крест стало символом и Чернобыльской трагедии.

В общей сложности Николай Птицын совершил 36 выездов в зону поражения. Каждая поездка, как игра в кошки-мышки с жизнью. Достаточно по неосторожности отойти на несколько метров в сторону от своего участка работы, и ты можешь получить смертельную дозу облучения. А дома любящие жена, дети…

- У меня ведь на днях будет ещё одна дата, связанная с Чернобылем. Из командировки на Чернобыльскую АЭС я вернулся домой 29 апреля 1988 года. Можно было бы считать её вторым своим днём рождения, если бы не печальные обстоятельства. Многих моих товарищей уже нет на этом свете. Меня самого здоровье подводит: то сильные головные боли мучают, то щитовидная железа «даёт прикурить»… Но с другой стороны мы были там для того, чтобы сегодня наши дети и внуки были живы и здоровы. Смотрю, как растут мои пять внуков, и понимаю, что это ради них, ради их будущего я был на атомной станции. Жаль, конечно, что с каждым годом нас, чернобыльцев, становится меньше, мы реже и реже встречаемся, но такова жизнь. У каждого из нас свой Чернобыль в своём сердце. И, пользуясь случаем, я желаю всем чернобыльцам здоровья, благополучия и мирного неба!