Общение с ветеранами – бесценно

Фёдор Гаврилович Гончаров живёт в селе Михайловском. Человек удивительной судьбы, прошедший путь от сына полка до офицера, от ученика военных лет - до директора школы.

На фотографии, сделанной в конце войны, он кажется совсем юным, моим ровесником, у которого впереди ещё целая жизнь. Но позади - война. О ней Фёдор Гаврилович говорит сквозь слёзы, и я словно чувствую их горечь. Уже невозможно оставаться в стороне, становишься причастной к судьбе человека, которая стала судьбою целой страны. Об этом был наш разговор.

К рассказу Фёдора Гавриловича нечего добавить, нужно просто передать его воспоминания о…

О детстве

Родился я в 1926 году, в селе Троицкое Ханкайского района. Семья у нас большая была: отец, мать и 11 детей. Тяжко приходилось. Отец портной был, многих армейцев обшивал. А я очень любил музыку, да и сейчас люблю.

И вот пришёл как-то в 1939 году к отцу капельмейстер 163-го кавалерийского полка 8-й Дальневосточной дивизии, которая дислоцировалась неподалёку от нашего села, и сказал: «Я у вас заберу этого парня». Родители не возражали...

Я окончил музыкальные курсы и стал играть в духовом оркестре. Но помимо этого передо мной стояла задача продолжать обучение в школе. А поскольку в штабе находились ещё и сын командира полка Вячеслав, дочь начальника штаба Ида, сын майора Василий, то нас всех четверых возили в школу на машине в районный центр Камень-Рыболов. Зимой же, когда Ханка покрывалась льдом, мы сами ездили на коньках туда и назад десять километров.

И вот однажды на обратном пути приключилась с нами беда. Дорогу замело снегом, уже темнело, и мы попали в капкан - со всех сторон вокруг нас образовались щели во льду. Тогда мы начали жечь костёр, чтобы нас заметили проезжающие машины. В скором времени нас обнаружили и отвезли в штаб, так что на этот раз всё закончилось благополучно. Только коньки у нас забрали и сказали: «Больше вы их не получите!»

О взрослой жизни

В декабре 1942 года после нашего возвращения из школы командир полка Хрусталёв позвал меня к себе домой, посадил меня и своего сына Вячеслава рядом и сказал: «В общем так, хлопцы, послезавтра наш полк выдвигается на фронт. Фёдор, ты где?» Я говорю: «Где полк, там и я!», а Вячеслав: «Где Фёдор, там и я». Тут он берёт телефон, звонит начальнику штаба и говорит: «Фёдору поставь 17, а моему лбу - 18 (хотя мы с сыном его одногодки были), они едут с нами».

Через два дня мы выехали, полк в это время уже стоял на границе с Манчжурией, и там в скором времени после нашего прибытия был отдан приказ выдвигаться на железнодорожную станцию Ильинка, что находилась в десяти километрах от Троицка. Вот так, вместе с 8-й Дальневосточной кавалерийской дивизией в составе 19-го кавалерийского корпуса с января 1943 года начался мой боевой путь.

Прибыли мы на станцию Ильинка двумя эшелонами и разместились в вагонах, где было практически всё: и одежда тёплая, и еда, и винтовки. Ехали почти без остановок до самого Можайска, а там была для нас конечная. Зима в тот год лютая выдалась, снега выпало по пояс. А у нас всё на колесах: и тачанка, и пушки, и подвода - и каким-то образом нужно было это перевезти. Лошади не справлялись, грузли в снегу, проваливались. Но русский же человек смекалистый: мы поняли, что нужны лыжи. А где их взять-то? И стали мы окрестные деревни обходить, доски искать, потом привязывали их к колёсам. Так и перевезли всё в штаб.

О боях

Первое серьёзное сражение, в котором я участвовал, освобождение Курско-Орловской Дуги. Поскольку я хорошо рисовал, мне поручили размножать карты местности и обеспечивать ими начальство, потому что карт в то время катастрофически не хватало.

Бои были страшные, помню, как наш кавалерийский полк, точнее то, что от него осталось после авиа- и танковых обстрелов, проходил через Орёл. Город лежал в руинах.

Далее полк был брошен на смоленское направление, но часть, в которой я находился, сам Смоленск не освобождала, потому что была переброшена в Полесье, что в Западной Украине, в тыл врага. Там мы вместе с партизанами по ночам громили железнодорожные полотна и мосты.

После Полесья мы вновь соединились с нашими частями и направились в Польшу, но там пробыли совсем недолго. Единственное, что лично мне с моим другом музыкантом было интересно в Польше, так это костёл. Вошли мы в него, смотрим: нет никого, так мы прямиком на сцену пробежали, а там орган огромный стоит. Я дул в него, а друг играл. Сначала попурри, а потом я говорю: «Давай нашу, Катюшу» - и он как исполнил! А в это время начальник штаба зашёл, увидел нас и говорит: «Так, хватит, парни, вылезайте оттуда». Обещал нам за это серьёзный выговор, но так ничего и не сделал.

А потом наш полк посадили в поезд и повезли. И очутились мы аж под Молдовой. Там перед нами была поставлена задача - совершить прорыв на реке Тис. В том месте у немцев находился хорошо укреплённый рубеж. Мосты все были взорваны. Танки-то пройти могли, но нам же ещё нужно было лошадей и пушки провезти.

И вот дали мне задание: найти такое место по картам, где мелководье, чтобы можно было вброд пройти. И я нашёл. Немцы на том берегу уже не стреляли, сдались сразу же, практически без боя, а мы пошли через Бессарабию, через Молдову в Румынию. После капитуляции Румынии отправились в Венгрию. И вот там-то наша дивизия попала впросак. Танки отстали, чтобы дозаправится, а пехота и конница вперёд ушла. Немцы узнали об этом, взяли нас в кольцо, да как начали бомбить со всех сторон.

Ох, тяжко нам пришлось: ни еды, ни воды, питались только лошадьми убитыми. Но вскоре-таки танки прорвали нам проход, и немцев дальше погнали.

О Победе

Полк наш был направлен в Словакию, а оттуда в Чехию. Там у моей дивизии было особое задание - с гор остатки немецких частей выкуривать. Из-за этого в Германию я не попал. И об окончании войны мы узнали там, в Чехии. Вот это ликование было, вы и представить себе не можете! Патронов в воздух столько выпалили, что, наверное, на полвойны бы хватило (смеется). Попраздновали мы там недолго, и был отдан приказ своим ходом отправляться в Западную Украину. Так мы, можно сказать, пешком и на лошадях пол-Европы прошли.

О предательстве

Самое тяжёлое для меня воспоминание военных лет - это борьба с власовцами. Власов был такой советский военачальник, который предал своё государство, перейдя на сторону фашистов и став там руководителем Русской освободительной армии (РОА) – военной организации из советских военнопленных и эмигрантов.

Вы даже представить себе не можете: стоим мы по одну сторону, а по другую - огромная шеренга русских ребят бежит на нас и кричит «Ура!» Пилотка на голове поднималась от такого зрелища! Ты же русский! И куда ты идёшь? В своих же стрелять?!

О мирной жизни

В декабре 1945 года нашу дивизию расформировали, и я в начале 1946-го поступил в Пензенское артиллерийско-миномётное училище. А в начале 1947-го оно попало под сокращение. Тех, кто желал продолжить обучение военному делу, направили в Краснодарское миномётное училище, поэтому я перевёлся туда.

И как-то раз случайно наткнулся на объявление в газете, в котором говорилось, что в Севастопольское военно-морское училище принимаются курсанты. Я сразу же подал рапорт начальнику училища Краснодара, и меня перевели в Севастополь.

Прослужил я там какое-то время, затем меня вызвал к себе начальник училища и сказал, что на меня досрочно пришёл приказ на назначение командующим секретной частью правительственного корабля.

Но тут у меня стало плохо со здоровьем, и меня положили в госпиталь, обнаружили язву желудка. Всё, дорога на флот для меня была закрыта.

В декабре 1949 года я приехал в Гайдук (это под Новороссийском), где у меня уже жила и работала учителем географии жена. Я неплохо рисовал, и она показала мои работы директору школы. Меня взяли учителем рисования и черчения. Я сразу же подал документы в педагогическое училище в Усть-Лабинске и за два года экстерном окончил его, а затем Краснодарский пединститут  и стал работать учителем истории.

…Вот такой военный и трудовой путь прошёл Фёдор Гаврилович Гончаров. Завершая свой рассказ о ветеране, Юлия Пелипенко пишет, что ни один учебник не расскажет о Великой Отечественной войне так, как это сделает её участник: «Книга не способна передать тех эмоций, с которыми эти люди рассказывают нам о том, что пережили. Книга не умеет плакать, радоваться, огорчаться... Живое общение с ветераном - бесценно! Нельзя упускать последнюю возможность посмотреть в глаза человеку, которому обязан жизнью!»

Зори